Пренебрежительным «И тут Остапа понесло» принято комментировать чей-то абсолютно и очевидно неправдоподобный рассказ, особенно если за рассказчиком и без того водится слава «фантаста-любителя».
О чём фраза «И тут Остапа понесло» и откуда она появилась:
- о том, что эта фраза из бессмертных «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова, знает почти каждый.
- О том, что она является непрямой цитатой, а в оригинале звучит, как «Остапа несло», могут сказать только читавшие роман.
А ведь смысл этой фразы меняется от её построения:
– ироничные, но доброжелательные авторы этим выражением описывали необыкновенный подъём духа, кураж, полёт творческой фантазии и без того чрезвычайно креативного, даже по сегодняшним меркам, сына турецкоподданного, потомка янычар. Остапа несло, когда он в приступе голодного вдохновения, следствием чего явился прилив «новых сил и шахматных идей», описывал членам шахсекции города Васюки перспективы расцвета шахматной мысли в пределах суммы в двадцать рублей, переданной ему на организацию международного шахматного турнир в их родном городе.
- С течением времени, к сожалению, количество любителей чтения в общем и произведений знаменитых одесских писателей в частности уменьшилось. Фраза «И тут Остапа понесло» стала всё больше приобретать уже конкретный негативный оттенок, и сегодня её самым близким аналогом можно было бы назвать поговорку «Много всего говорится, да не всё в дело годится».
-- «. Васюкинские шахматисты внимали Остапу с сыновней любовью. Остапа понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей. — Вы не поверите, — говорил он, — как далеко двинулась шахматная мысль. Вы знаете, Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть. Он обкуривает своих противников сигарами. И нарочно курит дешевые, чтобы дым противней был. Шахматный мир в беспокойстве. Гроссмейстер перешел на местные темы.
«Собственно, во всех «Двенадцати стульях» эта крылатая фраза встречается всего-то 3 раза) Но, черт побери, таки пошла «в народ»)))
-- » — Россия вас не забудет! — рявкнул Остап. Ипполит Матвеевич, держа в руке сладкий пирожок, с недоумением слушал Остапа, но удержать его было нельзя. Его несло. Великий комбинатор чувствовал вдохновение, упоительное состояние перед вышесредним шантажом. Он прошелся по комнате, как барс».
«Остапа несло. Дело как будто налаживалось. Представленный Еленой Станиславовной владельцу «Быстроупака», Остап отвел его в сторону, предложил ему крепиться, осведомился, в каком полку он служил, и обещал содействие заграницы и полную тайну организации».
-- «Васюкинские шахматисты внимали Остапу с сыновней любовью. Остапа понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей».
-- С утра по Васюкам ходил высокий, худой старик в золотом пенсне и в коротких, очень грязных, испачканных красками сапогах. Он налепливал на стены рукописные афиши:
Сам гроссмейстер тоже не терял времени. Заарендовав клуб за три рубля, он перебросился в шах.секцию, которая почему-то помещалась в коридоре управления коннозаводством.
В шахсекции сидел одноглазый человек и читал роман Шпильгагена в пантелеевском издании. Единственный глаз васюкинского шахматиста раскрылся до пределов, дозволенных природой.
И одноглазый убежал. Остап осмотрел помещение шахматной секции. На стенах висели фотографии беговых лошадей, а на столе лежала запыленная конторская книга с заголовком: «Достижения Васюкинской шахсекции за 1925 год». Одноглазый вернулся с дюжиной граждан разного возраста. Все они по очереди подходили знакомиться, называли фамилии и почтительно жали руку гроссмейстера.
Васюкинские шахматисты внимали Остапу с сыновней любовью. Остапа понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей.
— Почему в провинции нет никакой игры мысли? Например, вот ваша шах.секция. Так она и называется: шах.секция. Скучно, девушки! Почему бы вам, в самом деле, не назвать ее как-нибудь красиво, истинно по-шахматному. Это вовлекло бы в секцию союзную массу. Назвали бы, например, вашу секцию: «Шахматный клуб четырех коней», или «Красный эндшпиль», или «Потеря качества при выигрыше темпа». Хорошо было бы! Звучно!
Идея имела успех.
Так как бюро шахсекции было тут же, Остап организовал под своим почетным председательством минутное заседание, на котором секцию единогласно переименовали в «Шахклуб четырех коней». Гроссмейстер собственноручно, пользуясь уроками «Скрябина», художественно выполнил на листе картона вывеску с четырьмя конями и соответствующей надписью.
Это важное мероприятие сулило расцвет шахматной мысли в Васюках. Остап со вчерашнего дня еще ничего не ел. Поэтому красноречие его было необыкновенно.
— Кто же у нас будет платить такие бешеные деньги? Васюкинцы…
Ослепительные перспективы развернулись перед васюкинскими любителями. Пределы комнаты расширились. Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцати-трех-этажный дворец шахматной мысли. В каждом его зале, в каждой комнате и даже в проносящихся пулей лифтах сидели вдумчивые люди и играли в шахматы на инкрустированных малахитом досках…
Беседа двух светил, ведшаяся на английском языке, была прервана прилетом доктора Григорьева и будущего чемпиона мира Алехина.
Приветственные крики потрясли город. Хозе-Рауль Капабланка-и-Граупера поморщился. По мановению руки одноглазого к аэроплану была подана мраморная лестница. Доктор Григорьев сбежал по ней, приветственно размахивая новой шляпой и комментируя на ходу возможную ошибку Капабланки в предстоящем его матче с Алехиным.
Вдруг на горизонте была усмотрена черная точка. Она быстро приближалась и росла, превратившись в большой изумрудный парашют. Как большая редька, висел на парашютном кольце человек с чемоданчиком.
Хозе-Рауль Капабланка-и-Граупера снова поморщился.
Ласкеру проворно подставили мраморную лестницу, и бодрый экс-чемпион, сдувая с левого рукава пылинку, севшую на него во время полета над Силезией, упал в объятия одноглазого. Одноглазый взял Ласкера за талию, подвел его к чемпиону и сказал: — Помиритесь! Прошу вас от имени широких васюкинских масс! Помиритесь!
Хозе-Рауль шумно вздохнул и, потрясая руку старого ветерана, сказал: — Я всегда преклонялся перед вашей идеей перевода слона в испанской партии с b5 на c4.
— Ура! Виват! Банзай! Просто и убедительно, в стиле чемпиона.
Экспрессы подкатывали к двенадцати васюкинским вокзалам, высаживая все новые и новые толпы шахматных любителей.
Остап вытер свой благородный лоб. Ему хотелось есть до такой степени, что он охотно съел бы зажаренного шахматного коня.
Присутствующие напряженно смотрели на гроссмейстера.
— Повторяю, что практически дело зависит только от вашей самодеятельности. Всю организацию, повторяю, я беру на себя. Материальных затрат никаких, если не считать расходов на телеграммы. Одноглазый подталкивал своих соратников. — Сколько же нужно денег на это… телеграммы?
— У нас кассе только двадцать один рубль шестнадцать копеек. Этого, конечно, мы понимаем, далеко не достаточно… Но гроссмейстер оказался покладистым организатором.
— На первичные телеграммы хватит. А потом начнутся пожертвования, и денег некуда будет девать.
Упрятав деньги в зеленый походный пиджак, гроссмейстер напомнил собравшимся о своей лекции и сеансе одновременной игры на 160 досках, любезно распрощался до вечера и отправился в клуб «Картонажник» на свидание с Ипполитом Матвеевичем.
Он уже сидел за кассовым окошечком, но не собрал еще ни одной копейки и не мог купить даже фунта хлеба. Перед ним лежала проволочная зеленая корзиночка, предназначенная для сбора. В такие корзиночки в домах средней руки кладут ножи и вилки.
— Не беда. К вечеру набегут. Город мне уже пожертвовал двадцать рублей на организацию международного шахматного турнира.
— На голодный желудок нельзя говорить такие глупые вещи. Это отрицательно влияет на мозг. За двадцать рублей мы, может быть, до Сталинграда и доедем… А питаться на какие деньги? Витамины, дорогой товарищ предводитель, даром никому не даются. Зато с экспансивных васюкинцев можно будет сорвать за лекцию и сеанс рублей тридцать.
— Конечно, риск есть. Могут баки набить. Впрочем, у меня есть одна мыслишка, которая вас-то обезопасит во всяком случае. Но об этом после. Пока что идем вкусить от местных блюд.
К шести часам вечера сытый, выбритый и пахнущий одеколоном гроссмейстер вошел в кассу клуба «Картонажник».
Сытый и выбритый Воробьянинов бойко торговал билетами. — Шестнадцать рублей. Слабо, слабо! — Что вы, Бендер, смотрите, какая очередь стоит! Неминуемо побьют.
— Об этом не думайте. Когда будут бить, будете плакать, а пока что не задерживайтесь! Учитесь торговать!
Через час в кассе было тридцать пять рублей. Публика волновалась в зале.
Гроссмейстер вошел в зал. Он чувствовал себя бодрым и твердо знал, что первый ход e2-e4 не грозит ему никакими осложнениями. Остальные ходы, правда, рисовались в совершенном уже тумане, но это нисколько не смущало великого комбинатора. У него был приготовлен совершенно неожиданный выход для спасения даже самой безнадежной партии.
Гроссмейстера встретили рукоплесканиями. Небольшой клубный зал был увешан разноцветными флажками.
Неделю тому назад состоялся вечер «Общества спасания на водах», о чем свидетельствовал также лозунг на стене: Остап поклонился, протянул вперед руки, как бы отвергая не заслуженные им аплодисменты, и взошел на эстраду. Блондин в третьем ряду зарделся. — А вон тот брюнет, допустим, хуже. Все повернулись и осмотрели также брюнета.
Остап рассказал аудитории несколько ветхозаветных анекдотов, почерпнутых еще в детстве из «Синего журнала», и этим закончил интермедию.
Краткостью лекции все были слегка удивлены. И одноглазый не сводил своего единственного ока с гроссмейстеровой обуви.
Однако начавшийся сеанс одновременной игры задержал растущее подозрение одноглазого шахматиста. Вместе со всеми он расставлял столы покоем. Всего против гроссмейстера сели играть тридцать любителей. Многие из них были совершенно растеряны и поминутно глядели в шахматные учебники, освежая в памяти сложные варианты, при помощи которых надеялись сдаться гроссмейстеру хотя бы после двадцать второго хода. Остап скользнул взглядом по шеренгам «черных», которые окружали его со всех сторон, по закрытой двери и неустрашимо принялся за работу. Он подошел к одноглазому, сидевшему за первой доской, и передвинул королевскую пешку с клетки e2 на клетку e4.
Одноглазый сейчас же схватил свои уши руками и стал напряженно думать. По рядам любителей прошелестело:
— Гроссмейстер сыграл e2-e4. Остап не баловал своих противников разнообразием дебютов. На остальных двадцати девяти досках он проделал ту же операцию: перетащил королевскую пешку с e2 на e4. Один за другим любители хватались за волосы и погружались в лихорадочные рассуждения, Неиграющие переводили взоры за гроссмейстером. Единственный в городе фотолюбитель уже взгромоздился было на стул и собирался поджечь магний, но Остап сердито замахал руками и, прервав свое течение вдоль досок, громко закричал: — Уберите фотографа! Он мешает моей шахматной мысли!
Негодующее шиканье любителей заставило фотографа отказаться от своей попытки. Возмущение было так велико, что фотографа даже выперли из помещения. На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать испанских партий. В остальных двенадцати черные применили хотя и устаревшую, но довольно верную защиту Филидора. Если б Остап узнал, что он играет такие мудреные партии и сталкивается с такой испытанной защитой, он крайне бы удивился. Дело в том, что великий комбинатор играл в шахматы второй раз в жизни.
С необычайной легкостью и безусловно ехидничая в душе над отсталыми любителями города Васюки, гроссмейстер жертвовал пешки, тяжелые и легкие фигуры направо и налево. Обхаянному на лекции брюнету он пожертвовал даже ферзя. Брюнет пришел в ужас и хотел было немедленно сдаться, но только страшным усилием воли заставил себя продолжать игру.
Гром среди ясного неба раздался через пять минут. Остап проанализировал положение, позорно назвал «ферзя» «королевой» и высокопарно поздравил брюнета с выигрышем. Гул пробежал по рядам любителей.
В течение ближайших десяти минут гроссмейстер проиграл еще десять партий.
Удивленные крики раздавались в помещении клуба «Картонажник». Назревал конфликт. Остап проиграл подряд пятнадцать партий, а вскоре еще три. Оставался один одноглазый. В начале партии он от страха наделал множество ошибок и теперь с трудом вел игру к победному концу. Остап, незаметно для окружающих, украл с доски черную ладью и спрятал ее в карман.
Толпа тесно сомкнулась вокруг играющих. — Как же не было? Я ясно помню! — Конечно, не было! — Куда же она девалась? Вы ее выиграли? — Когда? На каком ходу?
— Что вы мне морочите голову с вашей ладьей? Если сдаетесь, то так и говорите! — Позвольте, товарищи, у меня все ходы записаны! — Сдавайтесь, сдавайтесь, что это за кошки-мышки такие!
С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника.
Шахматисты города Васюки опешили. Не теряя драгоценного времени, Остап швырнул шахматной доской в лампу и, ударяя в наступившей темноте по чьим-то челюстям и лбам, выбежал на улицу. Васюкинские любители, падая друг на друга, ринулись за ним.
Был лунный вечер. Остап несся по серебряной улице легко, как ангел, отталкиваясь от грешной земли. Ввиду несостоявшегося превращения Васюков в центр мироздания, бежать пришлось не среди дворцов, а среди бревенчатых домиков с наружными ставнями. Сзади неслись шахматные любители. Испуганные пластуны ухнули, перевалились за перила и покатились куда-то в темноту бугров и склонов. Путь был свободен.
Выбежав на берег, Остап уклонился вправо, ища глазами лодку с верным ему администратором.
Ипполит Матвеевич идиллически сидел в лодочке. Остап бухнулся на скамейку и яростно стал выгребать от берега. Через минуту в лодку полетели камни. Одним из них был подбит Ипполит Матвеевич. Немного повыше вулканического прыща у него вырос темный желвак. Ипполит Матвеевич упрятал голову в плечи и захныкал.
Между тем преследователи, которые только сейчас поняли, что план превращения Васюков в Нью-Москву рухнул и что гроссмейстер увозит из города пятьдесят кровных васюкинских рублей, погрузились в большую лодку и с криками выгребали на середину реки. В лодку набилось человек тридцать. Всем хотелось принять личное участие в расправе с гроссмейстером. Экспедицией командовал одноглазый. Единственное его око сверкало в ночи, как маяк. Обе лодки шли вниз по течению. Расстояние между ними все уменьшалось. Остап выбивался из сил.
Но в это время произошло крайне обидное для честных шахматистов всего мира происшествие. Барка неожиданно накренилась и правым бортом зачерпнула воду.
Общий вопль нарушил спокойствие реки. Остап описал вокруг потерпевших крушение круг.
— Вы же понимаете, васюкинские индивидуумы, что я мог бы вас поодиночке утопить, но я дарую вам жизнь. Живите, граждане! Только, ради создателя, не играйте в шахматы! Вы же просто не умеете играть! Эх вы, пижоны, пижоны… Едем, Ипполит Матвеевич, дальше. Прощайте, одноглазые любители! Боюсь, что Васюки, центром мироздания не станут. Я не думаю, чтобы мастера шахмат приехали к таким дуракам, как вы, даже если бы я их об этом просил. Прощайте, любители сильных шахматных ощущений! Да здравствует «Клуб четырех коней»!
«И тут Остапа понесло…»
Русская литература славится особенным трагизмом. Неудивительно, что на фоне общей безысходности русских классиков произведения Ильфа и Петрова так сильно полюбились читателю. Смешные фразочки из «12 стульев» и «Золотого телёнка» давным-давно используются в повседневном общении даже теми, кто эти книги не читал.
Представляем самые известные крылатые фразы, родившиеся в соавторстве Ильи Ильфа и Евгения Петрова:
— Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне не хочется улыбаться, мне хочется молиться!!!
— Не надо бороться за чистоту. Надо подметать!
— Ещё ни один пешеход не задавил автомобиля, тем не менее недовольны почему-то автомобилисты.
— Молоко и сено, — сказал Остап, когда «Антилопа» на рассвете покидала деревню, – что может быть лучше!
— На каждую хорошую мысль неизбежно находится свой дурак, аккуратно доводящий её до абсурда.
— Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
— Мы чужие на этом празднике жизни.
— Почём опиум для народа?
— Вы ни пьете, ни курите, девушками не увлекаетесь… Зачем Вам деньги? Вы же не умеете их тратить.
— У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.
— С деньгами нужно расставаться легко, без стонов.
— Паниковский вас всех продаст, купит и снова продаст… но уже дороже.
— Я человек, измученный нарзаном.
— Скоро только кошки родятся.
— Время, которое мы имеем — это деньги, которых мы не имеем.
— Снимите шляпы, обнажите головы. Сейчас состоится вынос тела.
— Командовать парадом буду я!
— Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши.
— Если вы уже не можете не переживать, то переживайте молча.
— А может, вам еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
— Идемте в городской сад. Я вам устрою сцену у фонтана
— Молодая была уже немолода.
— Все рассказанное — не выдумка. Выдумать можно было бы и посмешнее.
— Действовать смело. Никого не расспрашивать. Побольше цинизма. Людям это нравится. Через третьих лиц ничего не предпринимать. Дураков больше нет.
— Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость.
— Судьба играет человеком, а человек играет на трубе.
— Считаю вечер воспоминаний закрытым.
— Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка.
— Чего вы орете, как белый медведь в теплую погоду?
— Киса! Я давно хотел вас спросить как художник художника: вы рисовать умеете?
— Я бы взял частями. Но мне нужно сразу.
— Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу.
— А нам грубиянов не надо. Мы сами грубияны.
— Девушки любят молодых, длинноногих и политически грамотных. Нас никто не любит, если не считать уголовного розыска, который тоже нас не любит.
— Утром деньги вечером стулья. А можно наоборот? Можно, но деньги вперед.
–- Вот это ваш мальчик? – Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!
— Вы не в церкви, вас не обманут.
— Россия вас не забудет! — рявкнул Остап. Ипполит Матвеевич, держа в руке сладкий пирожок, с недоумением слушал Остапа, но удержать его было нельзя. Его несло.
Великий комбинатор чувствовал вдохновение, упоительное состояние перед вышесредним шантажом. Он прошелся по комнате, как барс».
--- «Остапа несло. Дело как будто налаживалось. Представленный Еленой Станиславовной владельцу «Быстроупака», Остап отвел его в сторону, предложил ему крепиться, осведомился, в каком полку он служил, и обещал содействие заграницы и полную тайну организации».
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
