ЦАРЬ И КАЗНОКРАДЫ
Желающие переложить средства из государственной казны в собственный карман были всегда.
Только боролась с ними власть по-разному. Петр I казнокрадов не жаловал, невзирая на положение и прежние заслуги.
В феврале 1723 года весть о том, что барон Пётр Шафиров приговорён к смертной казни, произвела в Санкт-Петербурге эффект разорвавшейся бомбы. Сподвижник Петра I, вице-канцлер, сенатор, сравнительно недавно награждённый высшим орденом Андрея Первозванного - и вдруг такое жестокое наказание! За что? За КАЗНОКРАДСТВО. Причём виновником злоупотреблений был даже не он сам, а его младший брат Михаил, которого старший Пётр покрывал. Расследование показало, что тот получал лишнее жалованье в ревизион-коллегии даже поале закрытия этого ведомства. По большому счёту не такое уж великое прегрешение, а вот поди же ты!
Приговор император велел привести в исполнение на площади при всём честном народе. Шафиров, ещё несколько недель назад один из самых высокопоставленных вельмож, положил голову на плаху, палач взмахнул топором и ... ударил рядом с шеей бедняги. Царь в последний момент решил заменить смертную казнь ссылкой...
ФИСКАЛЬНАЯ СЛУЖБА
В России того времени крылатым выражением стал ответ генерал-прокурора Павла Ягужинского, которому царь Пётр порекомендовал вешать каждого, если стоимость украденного превышает цену верёвки:
"Разве вы хотите остаться императором без подданных?"
Тем не менее контроль за расходованием казённых средств был отлажен, и с ворами расправлялись весьма жестоко.
Ключевую роль играл институт фискалов. Его Пётр I учредил одновременно с Сенатом - высшим государственным органом. Новую службу возглавлял обер-фискал, подчинявшийся генерал-прокурору, но входивший в состав Сената, в который мог подавать документы о проведённых расследованиях напрямую.
Обер-фискалу помогали четыре фискала: двое - выходцы из дворян и двое - из купцов. В каждой губернии тоже служили 4 фискала. "Неприкасаемых" в этом ведомстве не было: под расследование и наказание могли угодить даже самые влиятельные лица. Опять же фискалами назначались особо доверенные люди, кандидатуры первой пятёрки рассматривались и утверждались самим царём. Никакого кумовства, покрытия тёмных дел родственников и знакомых - кристальная честность и порядочность!
СИБИРСКИЙ МЗДОИМЕЦ
Раскрытых злоупотреблений выявлялось немало. Наиболее важными персонами занимался лично обер-фискал. Много шума наделало расследование фактов воровства губернатором Сибири князем Матвеем Гагариным. Помимо того, что это был видный сановник, до назначения служивший комендантом Москвы, он имел и солидные родственные связи. Так, он приходился сватом канцлеру графу Гавриилу Головкину и генерал- фельдмаршалу Александру Голицину. Столь высокое родство, видимо, и подтолкнуло к вседозволенности: сибирский губернатор брал взятки, занижал доходы от налогов и т.д. Дошло до того, что присвоил себе алмазы, переданные Китаем лично для царя!
Обер-фискал Алексей Нестеров забил тревогу, представив доказательства лихоимства. В 1719 году Матвея Гагарина сняли с должности и, вызвав в Петербург, посадили под стражу. Казнокрад просил заступничества у Александра Меньшикова, которому в своё время сделал немало подарков, но это не помогло. В 1721 году Сенат приговорил князя к смертной казни. За эту меру наказания единогласно проголосовали все 9 сенаторов, в том числе и его сват Головкин. Гагарин был повешен на Троицкой площади Санкт-Петербурга. Более того: в назидание казнокрадам по распоряжению царя его тело ещё долго не снимали с виселицы, прикрепив на специальную прочную цепь.
ИНОСТРАНЕЦ ИНОСТРАНЦУ РОЗНЬ
Как уберечь о соблазна приглашенных иностранцев, коих в период царствования Петра I в Россию приехало немало? Ведь к ним такие суровые меры наказания неприемлемы. Хотя надо отдать должное: среди них казнокрадство было не столь распространено. Тем не менее с этой категорией тоже требовалось грамотно строить отношения. Поэтому царь издал полуофициальную "инструкцию" по оплате труда заморских специалистов. В ней он обратил внимание не столько на профессиональные качества, сколько на национальные особенности и то, какую часть заработка чужеземец оставляет в России. Меньше всего рекомендовалось платить итальянцам, ибо они на чужбине экономят и копят деньги, мечтая "проживать их в раю своём, в Италии"
К малооплачиваемой категории Пётр отнёс и голландцев, кои нередко готовы ходить голодными, только бы собрать побольше и вернуться домой не с пустыми руками.
Зато немцев и французов царь велел не обижать: те любят хорошо поесть и весело провести время, поэтому львиную долю полученного за службу жалованья оставляют в России.
Больше всего, считал государь, стоит платить англичанам: за комфортную жизнь вдали от родины они готовы ещё и приплатить из собственного кармана.
СОБАЧЬЯ РАБОТА
Понятно, что с виду "лакомая" должность фискала сама по себе чревата коррупционными связями: желающих подкупить того деньгами и дорогими подарками всегда хватало. При составлении ведомственного положения Пётр I это учёл. Да, жалованье фискалам он положил небольшое, но им полагались солидные премии. Если сообщение о казнокрадстве и иных лихоимствах подтверждалось, то доложившему причиталась половина от наложенного штрафа или изъятого имущества провинившегося. Предусмотрена была и "страховка" от ошибки: в случае, если донос не подтверждался, наказание фискалу не грозило. Зато суровые меры ожидали тех, кто препятствовал расследованию или обращался с жалобами на него.
ОГОВОР - И ВСЕ ДОВОЛЬНЫ!
Увы, сам обер-фискал Алексей Нестеров не избежал мести со стороны высокопоставленных недоброжелателей. Главного борца со взяточничеством не жаловали при дворе и в аристократических кругах. И дело было не только в его неприятной для знати миссии, но и в происхождении: сын крепостного крестьянина, тот по счастливой случайности смог попасть на службу в тайную полицию, а там его заметили и поставили на должность заместителя первого обер-фискала Михаила Желябужского.
Царь ценил Нестерова за прямоту и честность - тот не боялся даже с ним спорить! Когда в 1714 году чиновник подал Петру докладную, где вскрыл прегрешения по службе московских фискалов, а Желябужского доказательно изобличил в коррупции, была назначена проверка. Обвинения подтвердились, и всех названных отправили в отставку, а обер-фискалом назначили Нестерова.
Выдвиженец старался оправдать доверие. Достаточно сказать, что он завёл дела на 20 высших вельмож. В том числе и на царских любимцев Александра Меньшикова и Якова Долгорукова, которых государь самолично подверг наказанию палкой.
Куда более суровый приговор ожидал сенаторов Василия Апухтина и Григория Волконского: они были подвергнуты прижиганию языка, лишились званий, чинов и имущества. Санкт-петербургского вице-губернатора Якова Римского-Корсакова и вовсе за хищения из казны публично высекли кнутом и отправили в ссылку.
Понятно, что такое рвение подвигло обиженных на ответные меры. В ход пошел донос проворовавшегося фискала из Ярославля Саввы Попцова. Тот оговорил начальника, и Нестерова тут же взяли под стражу. Под жестокими пытками он вынужден был взять на себя приписанные грехи, что и требовалось для доклада царю. А тот вникать в обвинения не стал: 73-летнего обер-фискала колесовали в январе 1724 года...
ШАНС ДЛЯ СТРЯПЧЕГО
Несмотря на строгий спрос Пётр I часто давал провинившемуся шанс исправиться. Член Санкт-Петербургской академии наук Якоб Штелин описал такой случай. Некий стряпчий - чиновник судебного надзора был пойман с поличным на взятке. Царь решил лино допросить его. Тот умолял о прощении, ссылаясь на нужду: дескать в семье много детей и на жалованье не прокормишься. Тогда Пётр попросил назвать требуемую сумму, а когда стряпчий озвучил, повелел выплачивать её ежемесячно с условием, что о взятках чиновник забудет навсегда: "Ежели провинишься - не взыщи: смертная казнь тебя ожидает!"
Стряпчий держался несколько лет, а потом взялся за старое. Пётр I, выслушав доклад, сказал как отрезал: "Коль этот сукин сын слово не сдержал, то уж я-то сдержу!"
На следующий день мздоимец был повешен...
Пётр НИКОЛАЕВ
----------------------------
а это в СССР
Царь и казнокрады (интересно)
Александр Румянцев рассказывает одну старую историю:
Советский писатель-историк Валентин Пикуль не жаловал российского царя Николая I. Нет, писатель не отрицал того, что при Николае Россия заметно усилилась и стала мировой державой. «На рубежах империи возводились мощные крепости, города отстраивались в камне, флот бороздил океаны, величие России никем в мире не оспаривалось, Брюллов и Пушкин, Глинка и Каратыгины – эти люди творили как раз в эту эпоху».
Тем не менее, рассказывая о событиях тех времён, Пикуль называл ту эпоху не иначе как «прогнившей». По его мнению, ярче всего «мерзость разложения николаевского царствования» показало «дело Политковского», которому он посвятил одну из своих миниатюр под названием «Николаевские Монте-Кристо».
Этот Политковский во времена Николая, имея высокий чин камергера, в течение двадцати лет заведовал «инвалидным капиталом» – деньгами, на которые содержались дома для солдат-инвалидов тогдашних войн. То есть, в нынешних терминах, «рулил финансовыми потоками». Ну и «допускал нецелевое расходование» или, проще говоря, крал. Конечно, в ведомстве Политковского случались ревизии.
Мы с вами, уважаемые читатели, примерно представляем, как решаются подобные проблемы в насквозь прогнившем государстве: надо просто позвонить высокопоставленному родственнику, либо поднапрячь нужного прикормленного заранее чиновника, либо взять ревизора в долю, либо мало ли что.
Увы, бедному коррупционеру Политковскому такие современные технологии были недоступны. Ему и трём его ближайшим жуликам-подручным приходилось на свой страх и риск дурить ревизоров, подсовывая им «куклы» с резаной бумагой, как последним привокзальным кидалам. А чтобы легализовать нетрудовые доходы, Политковский изображал из себя удачливого карточного игрока. Однако, на его беду, в прогнившей империи всё-таки нашлись толковые ревизоры. Едва запахло жареным, ушлый Политковский объявил себя борцом с кровавым царизмом и "уехал в Лондон просить политического убежища".
Ладно, шучу – на самом деле он просто и без затей выпил яду. Подельники-подчиненные Политковского тут же кинулись с повинной. Ревизоры насчитали недостачу более миллиона рублей – огромные деньги.
Хоть в ту пору не было интернета и блоггеров, пристрастно следящих за коррупционерами, Николай не стал «заметать мусор под половичок». Эффективного менеджера Политковского, ещё не преданного земле, с жутким скандалом лишили наград и званий, а всё имущество его семьи было конфисковано подчистую. Подручные его, хоть и «сотрудничали со следствием», попали не под домашний арест, а прямиком в Петропавловскую крепость.
Печальна участь и непосредственного начальника Политковского, героя Отечественной войны 1812 года и турецкой кампании, кавалера многих наград, генерала Павла Николаевича Ушакова. Этот достойный человек за «допущение важного государственного ущерба» был с позором разжалован и осуждён на арест в крепости, где вскорости умер. Следует признать, что власть хоть и допустила на своем теле гнойник, но лечение провела радикальными методами. Коррупция не была при Николае лёгким и приятным бизнесом.
Есть в этой истории ещё один примечательный персонаж – Иван Яковлев, миллионер и промышленник, «олигарх» по-нынешнему. Его покойный брат Савва во время своей службы в гвардии прославился как мот, кутила и хулиган. Помимо этого, он считался постоянным карточным партнером недоброй памяти Политковского. Вроде ерунда, но «олигарх» посчитал, что задета честь его фамилии, и решил её защитить. Он не стал подавать иск в Страсбургский суд о взыскании с российского государства компенсации за моральный ущерб. Вместо этого он явился к Николаю и передал в «инвалидный капитал» два (!) миллиона рублей собственных денег, закрывая, таким образом, с лихвою все финансовые потери от «дела Политковского».
Вот такой ещё штрих к нравам николаевской эпохи. Наша нынешняя моральная оценка тех событий – не такая суровая, как у Валентина Пикуля. Это происходит оттого, что мы с ним находимся в разных системах координат. Хорошо быть советским писателем-историком, если ты в 15 лет ушёл на войну юнгой Северного флота, если победил страшного врага и построил страну, на которую с надеждой смотрит половина мира. Если за окном 1974-й год, и никто ещё не слышал ни про Горбачёва, ни про Ельцина. Видимо, не мог Валентин Саввич тогда, в своей системе ценностей, представить что-то более прогнившее, чем николаевская Россия и кого-то более отвратительного, чем казнокрад Политковский – это просто выходило за пределы шкалы.
Наше время значительно расширило горизонты познания, и мы представить можем. Нам сегодня преступление Политковского кажется чуть не детской шалостью в песочнице, а действия власти вызывают ностальгию. Выходит, наша шкала за 40 лет здорово сдвинулась вниз.
Про наше время тоже когда-нибудь напишут историки. И дадут ему оценку, не глядя на лица. Возможно, они тоже назовут нашу эпоху прогнившей и ужаснутся глубине нашего падения.
Я, по крайней мере, на это надеюсь. из takie.org
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
