НЕВОЗВРАЩЕНЕЦ XIX ВЕКА Николая Иванова называли великим мастером бельканто.
В начале 1839-х годов он дебютировал на сцене итальянского театра Са-Карло и в Россию уже не вернулся. Именно для Николая по просьбе Джоаккино Россини знаменитый композитор Джузеппе Верди написал арию Odi il voto, o grande lddio в своей опере "Эрнани"
Николай Кузьмич Иванов, а точнее - Карбаченский (такова его настоящая фамилия), родился 10 октября 1810 года на Полтаве близ города Глухова (по другой версии - в селе Воронеж Сумской области). По одним сведениям, он родился в семье крепостных крестьян, по другим - в семье бедных мещан.
АНГЕЛ ПРИДВОРНОЙ КАПЕЛЛЫ
Уже в раннем детстве у мальчика проявились незаурядные певческие способности. Коля начал петь в церковном хоре и обучаться в Глуховской певческой школе. Когда ему исполнилось 10 лет, его пригласили в Придворную певческую капеллу. Мальчик из российской глубинки, рождённый в бедной семье, едва ли даже мечтал об этом.
В придворной певческой капелле на одарённого юного певца обратил особое внимание директор капеллы Фёдор Петрович Львов. И, когда к 1827 году голос Николая "определился" и после естественной мутации певец обрёл "взрослый" голос тенора, он начал выступать публично, в том числе и в высшем обществе. Вскоре произошла судьбоносная встреча Николая и композитора Михаила Ивановича Глинки, тогда ещё просто молодого человека, увлечённого музыкой. Глинка начал заниматься с юношей. Нежный и звонкий голос тенора будоражил слушавшую его публику. Но сам он был очень робок, и стеснение не позволяло ему брать красивые высокие ноты. Постепенно благодаря занятиям с Глинкой тесситура голоса Николая становилась шире, а тембр - красивее. Его пение сравнивали с ангельским, а высокие ноты в его исполнении звенели, будто хрустальные колокольчики.
В 1830 году Михаил Глинка по состоянию здоровья решил отправиться на лечение за границу, что было в те времена весьма популярно среди аристократов. Молодого человека одолела "целая кадриль болезней", и врач прописал ему пробыть в тёплом климате не менее трёх лет. Отец Михаила Глинки опасался отпускать сына одного в такое далёкое и долгое путешествие и нашел выход - пусть компаньоном его сына в этой поездке будет Николай Иванов. Молодых людей объединяла не только любовь к музыке, пению и итальянской опере, но и болезни. Певец страдал от заболеваний верхних дыхательных путей.
Отец Глинки договорился с директором певческой капеллы Львовым, чтобы тот походатайствовал об этой поездке перед императором. Львову понравилась эта идея, т.к. эта поездка давала возможность направить одного из лучших теноров Придворной капеллы на "повышение квалификации"
Николай I поддержал ходатайство директора. Иванову дали двухлетний отпуск и пособие. Однако с Николая Ивановича Глинки император взял подписку, что тенор не будет чувствовать недостатка средств в том случае, если выделенного государственного пособия ему не будет хватать. Иван Николаевич считал, что его сын выполняет весьма важную государственную миссию. После возвращение тенор должен был принести славу русскому искусству, и в этом была бы и заслуга Глинок...
ПОВЫШЕНИЕ КВАЛИФИКАЦИИ
В Милане Николай брал уроки у Элиодоро Бьянки - известного в те времена тенора. Бьянки весьма высоко оценил голос русского тенора.
В Неаполе молодой тенор благодаря наличию рекомендательного письма от князя Григория Петровича Волконского обратился к учителю пения Андреа Ноццари.
Ноццари был легендой. Его голос был уникален, трансформируясь ои тенора в баритон, он охватывал диапазон от нижнего си-бемоль большой октавы до си-бемоль первой октавы. Также Ноццари прославил его знаменитый ученик - певец Рубини.
Прослушав юношу из России, учитель взялся его учить бесплатно. Он и думать забыл о вознаграждении за свои труды. Такое исключение великие мастера делали лишь тогда, когда к ним обращались исключительные ученики.
Итогом путешествия Николая Иванова в Италию стало его приглашение к королевскому двору и дебют в неаполитанском театре Сан-Карло в знаменитой "Анне Болейн". Тогда-то певец и принял решение не возвращаться в Россию, а продолжить карьеру оперного певца в Италии. Сейчас сложно точно сказать, почему он так поступил. Причин для этого может быть, как минимум, две.
В России Николай Иванов был низкого происхождения. И этого не смогли бы исправить ни его талант, ни успехи на сцене. В высшем обществе того времени об этом едва ли забыли. Во время своего заграничного дворянин Михаил Глинка представлял Николая как компаньона в этом путешествии, и происхождение тенора не особенно кого-то интересовало. Да и европейская публика многое прощала талантливым людям из любви к искусству.
Вторая причина решения не возвращаться в Россию лежит скорее в профессиональной плоскости. Развивать свой певческий талант Иванов мог только в Европе.
Поначалу певец просто оттягивал своё возвращение на родину, ссылаясь на то, что ему требуется проживание в южном климате по причине якобы развившегося кожного заболевания. Затем он направил в Россию прошение об отставке, но император "не изъявил соизволения на просьбу Иванова". Более того, Николай I потребовал от посольства, чтобы те нашли способы вернуть беглого подданного в Россию. Михаил Глинка поступок Иванова счёл верхом бесчестья, просчитав, что тем самым певец нанёс оскорбление и самому Михаилу, и его отцу. Ведь они поручились за его возвращение в Россию. В конце концов, Николай Иванов был исключён из состава Придворной капеллы.
МАСТЕР БЕЛЬКАНТО
А тем временем его карьера оперного певца развивалась весьма успешно. Иванов участвовал в постановке "Вильгельм Телль", исполнив арию Арнольда; в "Сомнамбуле" ему досталась партия Эльвино.
Примерно в в это же время он познакомился со знаменитым итальянским композитором Джоаккино Россини, который стал покровителем молодого тенора.
В 1833 году Николай начал выступать в Париже. К роли Джанетто в "Сороке-воровке" его готовил сам автор оперы - Россини.
В опере Доницетти "Марино Фальеро" тенор пел вместе с такими оперными звёздами, как Джулия Гризи, Джованни Баттиста Рубини, Антонио Тамбурини.
В 1838 году Николай вернулся в Италию. Он пел в Ла-Скала и Болонье, в Генуе, во Флоренции.
В 1844 году состоялось триумфальное выступление в опере Джузеппе Верди "Эрнани". Иванов исполнил заглавную партию в опере. Его покровитель Джоаккино Россини буквально упросил Верди (у композитора был очень непростой характер) написать специально для иванова арию к этой опере. Премьера была потрясающей. Это был не единственный раз, когда знаменитый маэстро Верди пошел навстречу просьбам Россини. К осенней премьере оперы "Атилла" в 1846 году Верди опять же специально для тенора Иванова написал романс Форесто. Это была так называемая "ивановская " редакция оперы, после 1849 года издания "Аттилы" в этой редакции прекратились.
Николай Кузьмич Иванов перестал выступать на сцене в начале 1850-х годов. Последнее его выступление датируется 1852 годом. Точный сведений относительно причин завершения его карьеры нет.
Различные источники противоречат друг другу. По одной из версий, голос певца просто утратил силу. По другой - причиной послужили хроническое заболевание дыхательных путей.
В течение нескольких следующих лет он жил во Флоренции, а затем переехал в Болонью, где и скончался в июле 1880 года.
Надежда АРТОНКИНА
-----------------
Николай Кузьмич Иванов. (Ещё одни воспоминания)
В 30-40 годы 19 века - он был звездой итальянского бельканто в одном ряду с легендарными Рубини, Тамбурини и Лаблашем. Ни один тенор из России никогда не занимал таких высоких позиций, как он.
Он пел во всех главных театрах Европы и был любимцем публики Италии, Франции, Англии.
Так получилось, что сегодня его мало кто знает и в России, и на Западе. Там он остался чужим, заезжим, а у нас память о нём была стёрта умышленно.
Николай Иванов был одним из подающих надежды мальчиков, привезённых из Малороссии в 1820 году для пополнения Придворной певческой капеллы Санкт-Петербурга ( в то время она была чем-то вроде хоровой академии самого высокого уровня). В капелле он вырос, получил музыкальное образование и после мутации стал обладателем очень красивого лёгкого тенора, благодаря которому часто бывал приглашён выступать в музыкальных салонах российской столицы.
Здесь с ним познакомился молодой и ещё ничем выдающимся себя не проявивший Михаил Глинка. Их знакомство стало началом истории, которая привела к неожиданным результатам.
Молодой Глинка - "смоленский советник в отставке, страстный охотник до музыки" (так писал о нём в служебном рапорте Николаю I директор Придворной капеллы Львов), был одержим не только музыкой, но и "охотой к перемене мест". Он мечтал о заграничном путешествии. Своих средств он не имел, поэтому всё зависело от воли его отца. Но отец беспокоился за неприспособленного к жизни Мишеля и боялся отпускать его далеко от дома.
Только аргументы врача, прописавшего болезненному Глинке длительное лечение в тёплом климате, и обещание сына найти себе компаньона сломили его сопротивление. Этим компаньоном и был 20-летний Николай Иванов - приятель Глинки по совместным музыкальным выступлениям в светских салонах Петербурга.
Кстати, тот не очень-то хотел ехать и долго колебался. Ивану Николаевичу (отцу Глинки) пришлось отправиться из Смоленска в Петербург, для того, чтобы уговорить сначала его, а потом директора Придворной капеллы Львова, где служил Иванов. Чтобы повлиять на положительное решение вопроса, Иван Николаевич взял на себя все хлопоты по устройству этого дела, а также дал личные финансовые гарантии для его поездки.
В прошении на имя директора Придворной певческой капеллы Иванов писал о необходимости лечения на водах (он страдал какой-то формой дерматита) и вокального "моего усовершенствования, которое обязан буду посвятить в пользу отечества" - обратите внимание на этот последний оборот.
В итоге весной 1830 года была оформлено разрешение на служебный отпуск для Иванова за государственный счёт сроком на два года. В конце апреля приятели выехали в Германию, а потом в Италию.
" ... Чёрствый сердцем и туп умом"... Всё это Глинка описал в своих мемуарах.
Но на том, как он рассказывает об Иванове, лежит какая-то странная тень. Обо всех людях - даже случайных попутчиках - он обычно пишет ярко, образно, метко и, как правило, доброжелательно. Однако об Иванове он не говорит вообще ничего, кроме фактов (поехал, заболел, учился, пел). Человек, с которым Глинка два года провёл в поездках и прожил бок о бок, ходил вместе с ним в театры и на все уроки вокала, болел, лечился и развлекался, так и остался в его мемуарах условным "Ивановым", совершенно картонной фигурой - без лица, голоса и характера.
Это тем более странно, что Иванов ещё до отъезда гостил у Глинки в Новоспасском и был знаком со всей его семьёй. Именно Глинка учил Иванова итальянскому языку, и он был первым, кто вообще обратил внимание на выдающийся талант Иванова и приложил усилия к его профессиональному продвижению.
Однако в своих мемуарах он едва упоминает даже о самом важном событии их итальянского вояжа - блестящем дебюте Иванова на сцене неаполитанского театра Сан-Карло. И вообще, говорит о нём очень отстранённо, как будто специально дистанцируясь.
В конце концов он вдруг с явной досадой пишет о нём такие резкие слова: "Иванов был человек трудный, чёрствый сердцем, неповоротлив и туп умом".
В Неаполе их пути разошлись (Глинке не подошёл климат), и дальше в его записках имя Иванова нигде не упоминается.
Этот неприязненный тон Глинки объясняется тем, что вокальная карьера Николая Иванова стоила самому композитору и его отцу значительных неприятностей. Дело в том, что выучившись в Италии на государственные деньги, Иванов нарушил свои обязательства, данные им директору Придворной капеллы и лично государю императору, и самовольно остался в Италии. Вышло так, что отец Глинки поручился за обманщика, да и сам Глинка тоже был невольно вовлечен в эту неприятную историю. Когда Глинка писал свои Записки, Иванов был в России на положении персоны нон грата.
Чтобы было понятно, как это всё получилось, надо вернуться к началу этого путешествия
Приехав с Глинкой в Италию, Иванов быстро понял, что напрасно он сомневался в целесообразности этой поездки.
Во-первых, здесь он получил возможность очень качественного вокального образования. Под руководством знаменитого неаполитанского педагога Андреа Нодзари - учителя великого итальянского тенора Рубини - он совершенно преобразовал и сильно развил свой небольшой голос, но сохранил уникальный тембр, от которого публика была в восторге.
Во-вторых, для его здоровья климат этой страны был просто спасительным. И в-третьих, именно в Европе перед ним открылись блестящие карьерные перспективы, которых он никогда не имел бы в России. Состояние оперного театра в то время у нас было, по отзывам современников, "жалким". Русская опера ещё не обрела себя, а итальянская труппа в скором времени была закрыта. Искушение остаться в Италии - на родине оперы - было слишком велико.
Первые два года он посылал в Петербург отчёты о своих успехах в учёбе. Затем несколько раз пытался продлить срок своего пребывания за границей и просил новых выплат пособия, ссылаясь то на необходимость продолжения учёбы, то на слабое здоровье. Когда аргументы для продления были исчерпаны, Иванов стал просить об отставке.
Все эти бесконечные объяснительные письма и прошения он отправлял своему непосредственному начальнику - директору Придворной капеллы Фёдору Петровичу Львову. Львов в соответствии с регламентом придворной канцелярии передавал их в министерство, министерство запрашивало высочайшего соизволения. Вся эта канитель тянулась три года и очень сильно раздражала Николая I.
Сначала он давал тенору поблажки, разрешал дополнительные субсидии и продлевал срок командировки. Затем, видя, что всё это тянется бесконечно, Николай I начал ставить на прошениях резолюции "вернуть" и "доставить" беглеца. Но поскольку тот уже был довольно известной фигурой на Западе, полицейские меры могли бы иметь нежелательный политический резонанс в Европе.
В конце концов Николай I махнул на Иванова рукой и отдал приказ уволить невозвращенца со службы в Капелле. Но вся эта история обмана, неповиновения и напрасной траты государственных средств вызвала сильный гнев государя. Некоторое время Иванов всерьёз опасался ареста и преследований. До этого, правда, не дошло, но на упоминание его имени в российской прессе был наложен негласный запрет. Так Иванов был стёрт из национальной исторической памяти.
Однако какая-то информация о нём всё же просачивалась, в основном, по личным каналам - в Европу ездило много русских. И действительно, было о чём говорить - карьера Иванова складывалась совершенно блестящим образом.
"Серебряный тенор"
Его голос производил на публику чарующее, волшебное впечатление. Дело, видимо, было в особом тембре - "серебристом", "звонком", лёгком, юном. Хоть Глинка и избегал хвалебных эпитетов в его адрес по изложенным выше причинам, он тоже в своё время был покорён этим тембром, музыкальностью и способностями Иванова и писал о "прелести" его голоса и "инстинктивной способности подражать в пении". А это важнейшее условие быстрого обучения.
Недаром Андреа Нодзари взялся учить Иванова бесплатно. И не только учить, но и протежировать ему. Вряд ли без его связей юному и никому не известному русскому тенору удалось бы дебютировать на знаменитой сцене огромного по тем временам неаполитанского театра Сан-Карло. Его дебют имел большой успех и стал толчком для новых контрактов.
Через некоторое время он оказался в знаменитой труппе парижской Итальянской оперы - вотчине Джоаккино Россини. Газеты с восторгом писали о дебюте Nicola Ivanoff в "Анне Болейн" Доницетти.
С первых же звуков его пения. "в зале раздался шёпот одобрения".
"Анна Болейн" Доницетти
"Эрнани" Джузеппе Верди
"В голосе нового тенора заключалось что-то такое молодое, такое чистое, такое звонкое", что "после окончательной арии, «Vivi tu, te ne scengiuro» раздались общие pyкоплескания, и публика требовала повторения арии, которую Иванов пропел опять с новым успехом и при повторном громе рукоплесканий".
Вот эта ария в исполнении Рамона Варгаса:
Такой же успех ждал Николая Иванова и в Лондоне, и вообще везде, где он только ни появлялся. Его тембр и манера отличались ярким своеобразием. Кроме того, он был строен, высок и вообще очень хорош собой.
Иванов пел на одной сцене с кумирами итальянского бельканто. Самые известные сопрано того времени - Мария Малибран, Джудитта Паста, Полина Виардо и Джузеппина Стреппони были его партнёршами.
Джузеппина Стреппони, кстати, оставила несколько коротких, но интересных воспоминаний об Иванове в своих письмах.
Она пишет о нём как о капризной звезде, диктующем композитору и импресарио свою волю - "этого я петь не буду", в результате чего опера перекраивалась до неузнаваемости.
Голос Иванова по современным вокальным стандартам относился к "россиниевскому тенору" - высокий, звонкий, подвижный, лёгкий, нежный.
Причём, в данном случае "россиниевский" можно употреблять в самом прямом смысле слова, потому что Иванов был любимцем Россини.
"Дорогой Николаша!"
Вероятно, Николай Иванов обладал не только выдающимся вокальным даром, но ещё и каким-то человеческим обаянием.
И учителя пения, и сотрудники российских миссий в западных странах, к помощи которых ему часто приходилось прибегать, относились к нему с симпатией и охотно действовали в его интересах.
Буквально с первых шагов своей карьеры он совершенно очаровал Джоаккино Россини. Великий композитор до самого конца карьеры Иванова был ему старшим другом и заботился о нем как о родном сыне. В письмах к нему он ласково называл своего протеже "дорогим Николашей" (они опубликованы в книге Константина Плужникова о Николае Иванове).
Эта дружба сыграла огромную роль в карьере русского тенора. Россини знал об оперном мире всё и имел на него огромное влияние.
По его просьбе Доницетти, Верди и Меркаданте писали специально для голоса Иванова вставные арии и дуэты, позволявшие ему блеснуть в полную силу своих возможностей. Возможно даже, что Россини частично оплачивал эти заказы.
Россини не только протежировал Иванову, но и помогал ему выгодно размещать заработанные деньги. В итоге к моменту выхода на заслуженный отдых (карьера Иванова продолжалась около двадцати лет) он был очень обеспеченным человеком. Он владел виллой под Флоренцией, а позже, по некоторым источникам, домом в Болонье.
Судя по тому, что именно писали для Иванова итальянские композиторы, можно судить о его сильных сторонах. Это, прежде всего, романсовые, медленные арии с красивыми мелодическими линиями.
Вот, например, фрагмент арии Эрнани из одноимённой оперы, написанной Верди по просьбе Россини для Иванова.
Николай I не забыл Иванову измены. В 1843 году он обласкал царской милостью Джованни Рубини, дав ему титул "первого придворного певца". По его просьбе Рубини сформировал итальянскую оперную труппу, которая два года с большим успехом выступала в Петербурге.
В составе этой труппы были и другие знаменитости - Антонио Тамбурини и Полина Виардо. Но звезды такой же величины - воспитанника Придворной певческой капеллы Николая Иванова - среди них не было. В это же самое время он с триумфом пел на зарубежных сценах. На родину путь ему был заказан.
Николай Иванов закончил свою карьеру в 1852 году. К этому времени он принял английское гражданство и, всеми забытый, спустя 28 лет умер в Болонье.
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
