Эту брошь я помню с раннего детства: мама давала мне её поиграть, когда я заходилась в истерике. И она говорила, что, как только мне в руки попадало это пёрышко жар-птицы, я тут же умолкала и могла часами разглядывать украшение. Когда я стала старше, мама рассказала мне, что брошку подарила ей удивительная женщина, заменившая ей после войны родителей. Дело в том, что мамочка моя росла с тёткой - сестрой отца. Своей матери она не помнила вовсе - та родила её где-то в пожарище 1941 г. и померла, оставив её на руках у родни.
Когда мамин отец погиб где-то в Польше, малышку взяла на воспитание строгая и неласковая тётя Маруся. Она после войны увезла девочку к себе в Хабаровский край, где жила в покосившемся доме на реке Амур.
А по соседству стояли хоромы большого здешнего начальника и его жены. Вот эта самая жена, очаровательная дама "из бывших", стала для моей мамы в детстве главным человеком.
От неё шестилетняя девочка получала ту любовь и нежность, на которые крайне скупа была её родная тётка. В том увитом ухоженными цветами доме ребёнку-сироте всегда готовы были дать кусок пирога и стакан молока, а заодно и уроки французского, и книжку с картинками, и куклу в диковинном парчовом платьице... Звали этого ангела тётя Катя, и история её жизни была удивительна, почти неправдоподобна.
Она была дочерью расстрелянного в 1918 г. губернатора Иркутска. Оставшись одна, выпускница Смольного института благородных девиц совсем было растерялась, от ужаса происходящего она едва не сошла с ума, да спасла её старая расторопная нянька, которая собрала две подводы господского добра, ещё не разграбленного новыми хозяевами мира, и, посадив девицу, укутанную по самые глаза в крестьянский платок, повезла её в дальний путь.
Ехали они сикать старшую Катину сестру, которая была замужем за полицмейстером Хабаровска, в надежде, что туда ещё не добралась большевистская зараза...
Ан нет ! К моменту, когда юная Катя добралась до центра Приамурского края, сестра её с мужем уже сгинули в большевистских застенках.
К счастью, на прелестную девушку, которая мыкалась без родных, обратил внимание один из руководителей Комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, он спрятал её от бурь гражданской войны у своих родителей в деревне, а в 1922-м, после победы Народно-революционной армии под командованием Блюхера, женился на ней, скрыв, разумеется, её враждебное происхождение от начальства.
Потом он устроил супругу работать в начальную школу учительницей. Тётя Катя всю жизнь была благодарна этому человеку за своё спасение.
Она хоть и не любила его, но уважала чрезвычайно и называла не иначе как Терентий Георгиевич.
Он же души не чаял в своей Катеньке и баловал её, как ребёнка, тем более, что детей Бог им не дал. А когда в дому у них впервые появилась мо мама, тёте Кате было уже далеко за 40, последнюю надежду на материнство она потеряла, хотя и была ещё удивительно хороша, судя по фотографиям.
Эти фотографии мама хранила всю жизнь, показывала мне сотни раз, неизменно сопровождая рассматривание пожелтевших карточек увлекательным рассказами про тёти Катин быт.
Со страниц альбома в кожаном переплёте (тоже, конечно, подаренного милой благодетельницей) смотрела на меня дама в кружевных жабо, тончайших перчатках, по-старомодному укрытая зонтиком от солнца и с тем благородно-глубоким выражением на лице, какого никогда после не видела я в семейных архивах.
На многих фото дама обнимала девочку - сначала лет 6, потом школьницу, потом угловатого подростка.
Заметно было, что ребёнок во всём подражает своей покровительнице, и это правда было так.
Мама говорила мне, что всему-всему, что положено знать девочке, научила её именно тётя Катя.
Удивительно, но эта выросшая в аристократическом обществе дамочка, с детства окруженная слугами да няньками, умела всё: печь пироги, шить потрясающие платья, солить "правильные", как она говорила, помидоры и выращивать невиданные цветы...И конечно, музицировать и вышивать.
Всему этому она терпеливо учила и мою маму. Впрочем, далеко не всё девочка усвоила - слишком уж разный быт был в доме, где жила она с тёткой по отцу, и в соседнем, где царила тётя Катя...
Рассказы мамы о невиданных вещах, оставшихся от "той жизни", я помню до сих пор: о буфете, где хранились у тёти Кати диковинные пряности и баночки с вареньем из розовых лепестков, о шкатулке, в которой лежали несколько непонятного назначения украшений - с жемчугом и с камнями, о сундуке, в котором спрятаны были о моли ( и любопытных соседей, надо полагать!) шали и платья, шляпки и веера...
Любимой девочке Люсе - моей маме то есть - тётя Катя дарила много любопытнейших вещей: я застала в детской японский веер и кружевной воротник неземной красоты, привезённый из Парижа в 1916-м, которые потом куда-то затерялись...
Но зато мама хранила до самой смерти коробочку из слоновой кости, где прятала флакончик из-под духов из цветного стекла, зеркальце в серебре с гравировкой на крышке, и вот эту самую брошь - в виде пера жар-птицы... Она переливалась всеми цветами радуги. Камушки этой брошки завораживали меня ещё в младенчестве, но, когда я просила маму подарить мне украшение, неизменно получала ответ:
-- Ну что ты! Как я могу! Это память тёти Катина, а ты потеряешь ещё... Это она мне подарила, когда я уезжала из Хабаровска в Свердловск учиться... Она, видно, уже чувствовала, что мы больше не увидимся. -- Тут мама неизменно начинала плакать. -- Вот помру, тогда эта вещь твоя будет!
Ну вот прошли годы, не стало моей любимой мамы, а перед смертью она, прощаясь со мной, вручила мне коробочку из слоновой кости:
-- Теперь ты будешь хранить память обо мне и тёте Кате, дочка. На, это твоё. Береги! Наследство копеечное - ничего не стоит, конечно, но дороже этого у меня не было...
Уже после смерти мамы, как-то вечером, перебирая "богатство" в шкатулке: пузырёк, зеркало и перо с разноцветными камушками, - я подумала о том, что старинная серебряная брошь должна по здравом размышлении чего-то стоить. Надо бы показать её как-нибудь антиквару. Подумала и забыла об этом на несколько лет.
До тех пор, пока в середине 1990-х мне позарез не оказались нужны деньги. В те годы - вы помните, конечно, - люди искали любых способов заработать, прокормить семьи.
И вот мой муж, кандидат математических наук, уволенный из университета, ненужный всей стране, решил заняться закупками техники за рубежом.
Мы насобирали денег по друзьям, он выписал партию товара, а потом - ну, это случалось сплошь и рядом! -"кинули" его... А долги надо было отдавать.
Денег в доме не было совсем - ребёнка приходилось кормить пустыми макаронами... Словом, какая-то безвыходная ситуация.
Нервы на пределе, кредиторы - тоже... Что делать - непонятно!
И однажды во сне я вижу маму, которая сидит эдак картинно в кресле за столом, чай пьёт, не одна сидит, с ней женщина...
Приглядевшись, узнаю - это же тётя Катя, по крайней мере, так она выглядела на фотографиях в мамином альбоме - пышноволосая, худая, с прямой спиной... И вот они сидят и между собой ведут беседу, меня как бы не видят. Сон же...
- Ну и пусть она продаст её! Надо же спасать как-то положение! Ведь ей сейчас очень тяжело!
- Да как же это, Катерина Алексеевна, милая! - мама всплёскивает руками и качает головой. - Это же память! Ваше наследство!
- Ой, Люся-Люся, на что ж ещё нужно наше наследство, как не для спасения ребёнка, семьи! У неё же сын, его кормить надо !
- Не знаю, не знаю, тётя Катя, - мама упрямо качала головой.
- Ну вот что... Передай ей - пусть продаёт брошь! - решительно произнесла дама, сидевшая ко мне спиной.
И тут я понимаю, что говорят они обо мне. И как это ни странно, о брошке тёти Катиной. В этот момент я проснулась и с испугом подумала, что совсем не помню, где находится шкатулка с маминым добром. Я ринулась искать её уту же, перебудила среди ночи всех своих, едва успокоила их: мол, с ума не сошла, просто срочно нужно найти одну штуку. И к утру всё же отыскала заветную коробочку. Достала брошь, ещё раз осмотрела чуть погасшие от времени камушки и потускневший металл... Ну не знаю, что это может стоить?
Антиквар, к которому я принесла серебряное перо, довольно долго и с видимым удовольствием изучал украшение. Наконец, покряхтев, он поднял на меня глаза:
- Ну, во-первых, это не серебро, милая девушка! Это платина. И камушки здесь великолепные. Два бриллианта по карату, сапфир и пара чудесных изумрудов... Где ж вы взяли такую роскошь? И как это вы ходите по городу с таким сокровищем в сумочке? Я бы купил у вас брошь, но, боюсь, это не мой уровень. Вам едва ли кто даст здесь настоящую цену. Такой шедевр надо везти в Москву.
Я дам вам телефончик хорошего человека, он не обманет...
Моему изумлению не было предела: вот и решены мои проблемы! Долги раздадим, возможно, даже мужу удастся открыть своё дело.
Или лучше квартиру поменяем - сколько можно ютиться в убогой однушке с мальчиком, которому скоро 15 лет!
И я отправилась в Москву. Да, это была дорогая вещь, правда. Нам хватило отдать всем, у кого мы занимали... И в трёхкомнатную квартиру мы через год переехали.
Вот такое наследство оставила маме тётя Катя. Наверное, в чём-то я погрешила против маминой воли. А с другой стороны, если бы она была против - не подала бы мне тогда знак...
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
