КАК СДЕЛАТЬ ИЗ ТАРАКАНА "ИЗЮМИНКУ" ? Октябрь подшиб торговый дом,
Так ловко попросили их,
Что взмыл Филиппов, как винтом,
До самой до Бразилии.
Это строки из стихотворения "Грустная повесть из жизни Филиппова" певца революции поэта Владимира Маяковского о последнем владельце известной фирмы. Наверное, позабыл поэт, как прежде выстаивал "черед у кофейни Филиппова".
Кем же был этот Филиппов ? Как ему удалось стать одним из самых знаменитых купцов-миллионеров царской России ?
ЗОЛОТОЙ КАЛАЧ
Родоначальником пекарей Филипповых стал бывший крепостной села Кобелево Калужской губернии Тарусского уезда Максим Филиппов. Он обосновался в Москве примерно в 1806 году, устроился разносчиком калачей на рынке. Затем работал помощником пекаря, и это занятие так его увлекло, что, поднакопив денег, он решил открыть собственную пекарню.
Но... тут начинается Отечественная война 1812 года. В пламени московского пожара сгорают все его документы на право устройство пекарни. Однако Максим не опускает руки и все-таки со временем открывает собственное заведение в Москве на углу Мясницкой улицы и Бульварного кольца. Начинает печь калачи и пироги с начинкой, обзаводится постоянными клиентами. Доходы растут, бизнес процветает, и фамилия Филиппов гремит уже на всю древнюю российскую столицу !
Продолжил дело сын Максима - Иван Максимович Филиппов, унаследовавший от отца три заведения под известной фамилией: калачная, бараночная и булочная. Кстати, в 19 веке это были три разных профессии, у каждого пекаря имелся свой принцип работы и свои секреты. И вот Иван Максимович стал первым, кто объединил три профессии воедино в фирму "Филиппов Иван и наследники". Именно при нём дело пережило расцвет, качество продукции все эти годы оставалось безупречным. Часто,чтобы похвастаться свежестью и пышностью изделия, продавец клал хлебные караваи на полку, придавливал ладонью, и через какое-то время они возвращались к прежней форме.
Иван Максимович также одним из первых возродил в Москве почти уже утраченную старинную технологическую цепочку "поле - прилавок".
"Выпечка-то выпечкой, а вся сила в муке, - говорил Филиппов. - У меня вся мука своя: рожь отборную покупаю всё больше тамбовскую, из-под Козлова, с Раминской мельницы, - самая лучшая. И поэтому всё очень просто !"
И ещё одна технологическая хитрость: тесто для московских калачей выносилось на холод, где при замедленной ферментации приобретало особый вкус.
Шли годы, бизнес расширялся: количество заведений выросло до двух десятков, а число работников достигало более тысячи человек. Причём продукция оставалась доступной и для не очень состоятельных слоёв населения. Каждый мог себе позволить купить сайку с изюмом или московский калач.
О знаменитый сайках с изюмом существует легенда, которую описывает Владимир Гиляровский в своей книге "Москва и москвичи". Якобы однажды генерал-губернатору Москвы Арсению Закревскому в филипповской выпечке попался таракан. Он вызвал к себе булочника, но тот не стушевался, быстро схватил сайку и съел её, заявив, что, мол, внутри был всего лишь изюм. Вернувшись в пекарню, Филиппов немедленно запустил в продажу сайки с изюмом, которые тут же приобрели бешеную популярность среди покупателей, в том числе из-за своей дешевизны.
Ивану Максимовичу, как и многим русским предпринимателям того времени, были присущи душевная теплота, отзывчивость, милосердие. Он постоянно делал подаяния на праздники в так называемый Бутырский тюремный замок, причем никогда не посылал залежалого хлебы, а всегда свежие калачи и сайки. Он служил чиновником первого Сущёвского отделения Попечительства о бедных в Москве, был членом Совета московских детских приютов. Его коллеги по московскому Купеческому обществу, в котором он состоял купцом 20й гильдии с 1863 года, отзывались о нём как о весьма надёжном человеке.
С 1855 года И.М.Филиппов являлся уже поставщиком двора его императорского величества.
Фирменным знаком булочных Филиппов стал выкрашенный золотой краской большой калач, который висел при входе и весело качался на ветру, как бы зазывая посетителей внутрь.
ОТ МОСКВЫ ДО САМЫХ ДО ОКРАИН
В это трудно сейчас поверить, но Иван Филиппов отправлял свой хлеб и в далёкий западно-сибирский Барнаул, и даже в восточно-сибирский Иркутск ! А ведь железных доог в Сибири ещё не было...
В зимнее время туда шли конные обозы с его сухарями, калачами и сайками, испечёнными на соломе. Их горячими,прямо из печи, замораживали особым способом, а на местах перед самой едой оттаивали в сырых полотенцах, и ароматная выпечка подавалась на стол сибирякам.
А вот в столице Российской империи - Санкт-Петербурге - дела у Филиппова шли непросто. В 1864 году им была торжественно открыта первая пекарня - на углу Невского проспекта и Троицкой улицы (ныне ул. Рубинштейна, 42\2), а вскоре выяснилось, что невская вода для филипповских булок не подходит... И воду стали возить в столицу из Мытищ в дубовых кадках поездами Николаевской железной дороги !
Впрочем, трудности не остановили купца, булочные продолжали открываться - на одном только Невском проспекте их было вскоре уже три.
Внук основателя семейной фирмы, Дмитрий Иванович Филиппов, став главой фирмы в 1881 году продолжил активно осваивать петербургский рынок, и его булочные начали расти в столице как грибы после дождя. Все они отличались великолепной отделкой из деревянных панелей, обилием зеркал, хрусталя и бронзы. Со временем булочные-кофейни открылись также в Царском селе и Гатчине, других городах России.
Во всех этих заведениях подавались горячие и холодные блюда, а также всевозможные напитки и мороженое. На кофе и шоколад, кулебяки, торты, крем, пломбир, парфе и мороженое можно было сдалеть заказ по телефону. Реклама становилась всё более заманчивой:
"Придворный поставщик Д.И.Филиппов. Принимаются заказы для свадеб, балов и вечеров на мороженое, пломбир, крем, желе, парфе, от 2 р.50 коп. и дороже. Питьё: аршад, лимонад, клюквенное, черносмородиновое, вишнёвое. 1 ведро - 3 р., 1\4 ведра - 1 р."
Филиппов начал выпускать конфеты: "Фавн", "Спящая царевна", "Царь Салтан" и даже ..."Лев Толстой" !
СМУТНЫЕ ВРЕМЕНА
Дмитрий Иванович был владельцем не только пекарен, булочных и кофеен, он открыл в Москве ресторан, гостиницу, построил фабрику, где для рабочих были созданы приличные условия. Люди получали хорошее жалование, трудились посменно, пользовались перерывами на обед и чаепития, имели выходные. При фабрике было выстроено бесплатное общежитие с отоплением, освещением, горячей водой, баней и питанием.
Увы, события первой русской революции 1905 года подорвали торговлю. После ряда забастовок рабочих фирмы, даже несмотря на уступки Дмитрия Филиппова, дела пошатнулись, предприятие задолжало кредиторам около трёх миллионов рублей. Чтобы спасти семейное дело Дмитрий объявил себя банкротом. А в 1908 году Дмитрий Иванович умер.
Впрочем с годами дело удалось поправить, его возглавил неродной сын Дмитрия - Николай. К 1913 году всего на предприятиях фирмы работал 2951 человек. Годовое производство составляло 4.5 млн рублей. В одной только Москве Филиппову принадлежали 18 кондитерских магазинов, 17 хлебопекарен и булочных, при них три кофейни. Николай Дмитриевич, продолжая традицию предков, занимался общественной и благотворительной деятельностью.
За месяц до Октябрьской революции, 20 сентября (3 октября) 1017 года, администрация по делам фирмы заключила договор с Петроградской центральной продовольственной управой, которой продавались в аренду все его бывшие предприятия - до конца Первой мировой войны. Увы, революционные потрясения привели к задержкам поставок муки и дров, и к ноябрю 1917 года булочные Филиппова практически прекратили работу, а затем были национализированы.
Однако во время НЭПа торговля возродилась как промысловое кооперативное товарищество "Филипповские работники". Ему в Петрограде принадлежали две булочные: на углу Садовой улицы и Вознесенского проспекта и на углу Большого проспекта Петроградской стороны и Бармалеевой улицы.
Впрочем, это были уже самые обычные заведения, где просто торговали хлебом... Светлана ВАСИЛЬЕВА
ИЗ ГИЛЯРОВСКОГО "Москва и москвичи"
"Доступ в кофейную имели не все. На стенах пестрели вывески: "Собак не водить" и "Нижним чинам вход воспрещается".
Вспоминается один случай. Как-то незадолго до японской войны у окна сидел с барышней ученик военно-фельдшерской школы, погоны которого можно было принять за офицерские. Дальше, у другого окна, сидел, углубись в чтение журнала, старик. Он был в прорезиненной, застегнутой у ворота накидке. Входит, гремя саблей, юный гусарский офицер с дамой под ручку. На даме шляпа величиной чуть не с аэроплан. Сбросив швейцару пальто, офицер идет и не находит места: все столы заняты... Вдруг взгляд его падает на юношу-военного. Офицер быстро подходит и становится перед ним. Последний встает перед начальством, а дама офицера, чувствуя себя в полном праве, садится на его место.
-- Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? -- указывает офицер на вывеску. Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздается голос:
-- Корнет, пожалуйте сюда!
Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии. Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.
-- Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!
Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял свое место у огромного окна с зеркальным стеклом.
Года через два, а именно 25 сентября 1905 года, это зеркальное стекло разлетелось вдребезги. То, что случилось здесь в этот день, поразило Москву.
Это было первое революционное выступление рабочих и первая ружейная перестрелка в центре столицы, да еще рядом с генерал-губернаторским домом!
С половины сентября пятого года Москва уже была очень неспокойна, шли забастовки. Требования рабочих становились все решительнее.
В субботу, 24 сентября, к Д. И. Филиппову явилась депутация от рабочих и заявила, что с воскресенья они порешили забастовать.
Часов около девяти утра, как всегда в праздник, рабочие стояли кучками около ворот. Все было тихо. Вдруг около одиннадцати часов совершенно неожиданно вошел через парадную лестницу с Глинищевского переулка взвод городовых с обнаженными шашками. Они быстро пробежали через бухгалтерию на черный ход и появились на дворе. Рабочие закричали: -- Вон полицию!
Произошла свалка. Из фабричного корпуса бросали бутылками и кирпичами. Полицейских прогнали.
Всё успокоилось. Вдруг у дома появился полицмейстер в сопровождении жандармов и казаков, которые спешились в Глинищевском переулке и совершенно неожиданно дали два залпа в верхние этажи пятиэтажного дома, выходящего в переулок и заселенного частными квартирами. Фабричный же корпус, из окон которого кидали кирпичами, а по сообщению городовых, даже стреляли (что и заставило их перед этим бежать), находился внутри двора.
Летели стекла... Сыпалась штукатурка... Мирные обыватели -- квартиранты метались в ужасе. Полицмейстер ввел роту солдат в кофейную" потребовал топоры и ломы -- разбивать баррикады, которых не было, затем повел солдат во двор и приказал созвать к нему всех рабочих, предупредив, что, если они не явятся, он будет стрелять. По мастерским были посланы полиция и солдаты, из столовой забрали обедавших, из спален -- отдыхавших. На двор согнали рабочих, мальчиков, дворников и метельщиков, но полиция не верила удостоверениям старших служащих, что все вышли, и приказала стрелять в окна седьмого этажа фабричного корпуса...
Около двухсот рабочих вывели окруженными конвоем и повели в Гнездниковский переулок, где находились охранное отделение и ворота в огромный двор дома градоначальника.
Около четырех часов дня в сопровождении полицейского в контору Филиппова явились три подростка-рабочих, израненные, с забинтованными головами, а за ними стали приходить еще и еще рабочие и рассказывали, что во время пути под конвоем и во дворе дома градоначальника их били. Некоторых избитых даже увезли в каретах скорой помощи в больницы.
Испуганные небывалым происшествием, москвичи толпились на углу Леонтьевского переулка, отгороженные от Тверской цепью полицейских. На углу против булочной Филиппова, на ступеньках крыльца у запертой двери бывшей парикмахерской Леона Эмбо, стояла кучка любопытных, которым податься было некуда: в переулке давка, а на Тверской -- полиция и войска. На верхней ступеньке, у самой двери невольно обращал на себя внимание полным спокойствием красивый брюнет с большими седеющими усами"........
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
