"Преступление и наказание" Редкий фильм. 1940 год.
У моих знакомых, у Гусевых, немец из Берлина жил. Комнату снимал. Почти два месяца прожил.И не какой-нибудь там чухонец или другое национальное меньшинство, а настоящий германец из Берлина. По-русски ни в зуб ногой. С хозяевами изъяснялся руками и головой.
Одевался, конечно, этот немец ослепительно. Белье чистое. Штаны ровные. Ничего лишнего. Ну, прямо гравюра.
А когда уезжал этот немец, то много чего оставил хозяевам. Цельный ворох заграничного добра. Разные пузырьки, воротнички, коробочки. Кроме того, почти две пары кальсон. И свитер почти не рваный.
А мелочей разных и не счесть и для мужского, и для дамского обихода.
Все это в кучу было свалено в углу, у рукомойника.
Хозяйка, мадам Гусева, дама честная, ничего про нее такого не скажешь, намекнула немчику перед самым его отъездом, дескать, битте-дритте, не впопыхах ли изволили заграничную продукцию оставить.
Немчик головой лягнул, дескать, битте-дритте, пожалуйста, заберите, об чем разговор, жалко, что ли.
Тут хозяева налегли на оставленную продукцию. Сам Гусев даже подробный список вещам составил. И уж, конечное дело, сразу свитер на себя напялил и кальсоны взял.
После две недели ходил с кальсонами в руках. Всем показывал, невозможно как гордился и хвалил немецкое качество.
А вещи, действительно, были хотя и ношеные и, вообще говоря, чуть держались, однако, слов нет настоящий заграничный товар, глядеть приятно.
Между прочим, среди оставленных вещей была такая фляга не фляга, но вообще такая довольно плоская банка с порошком. Порошок вообще розовый, мелкий. И душок довольно симпатичный не то лориган, не то роза.
После первых дней радости и ликованья, начали Гусевы гадать, что за порошок. Нюхали, и зубами жевали, и на огонь сыпали, но угадать не могли.
Носили по всему дому, показывали вузовцам и разной домовой интеллигенции, но толку не добились.
Многие говорили, будто это пудра, а некоторые заявляли, будто это мелкий немецкий тальк для подсыпки только что родившихся ребят.
Гусев говорит: "Мелкий немецкий тальк мне ни к чему. Только что родившихся ребят у меня нету. Пущай это будет пудра. Пущай я буду после каждого бритья морду себе подсыпать. Надо же культурно пожить хоть раз в жизни".
Начал он бриться и пудриться. После каждого бритья ходит розовый, цветущий и прямо благоухает.
Кругом, конечно, зависть и вопросы. Тут Гусев, действительно, поддержал немецкое производство. Много и горячо нахваливал немецкий товар.
Сколько, говорит, лет уродовал свою личность разными русскими отбросами и вот, наконец, дождался. И когда, говорит, эта пудра кончится, то прямо и не знаю как быть. Придется выписать еще баночку. Очень уж чудный товар.
Через месяц, когда пудра подходила к концу, пришел в гости к Гусеву один знакомый интеллигент. За вечерним чаем он и прочитал банку. Оказалось, это было немецкое средство против разведения блох.
Конечно, другой менее жизнерадостный человек был бы сильно пришиблен этим обстоятельством. И даже, может быть, у менее жизнерадостного человека рожа покрылась бы прыщами и угрями от излишней мнительности.
Но не таков был Гусев. "Вот это я понимаю, - сказал он. - Вот это качество продукции! Вот это достижение. Это, действительно, не переплюнешь товар. Хочешь морду пудри, хочешь блох посыпай. На все годится. А у нас что?
Тут Гусев, похвалив еще раз немецкое производство, сказал: "То-то я и гляжу что такое? Целый месяц пудрюсь, и хоть бы одна блоха меня укусила. Жену, мадам Гусеву, кусают. Сыновья тоже цельные дни отчаянно чешутся. Собака Нинка тоже скребется. А я, знаете, хожу и хоть бы что. Даром, что насекомые, но чувствуют, шельмы, настоящую продукцию. Вот это, действительно…"
Сейчас порошок у Гусева кончился. Должно быть, снова его кусают блохи.
-------------------
МЕЛКИЙ СЛУЧАЙ
Конечно, случай этот мелкий, не мирового значения. Некоторые людишки очень даже свободно не поймут, в чем тут дело.
Нэпман, например, у которого, может, в каждом жилетном кармане серебро гремит, тоже навряд ли разберется в этом происшествии.
Зато поймет это дело простой рабочий человек, который не огребет деньги лопатой. Такой человек поймет и очень даже горячо посочувствует Василию Ивановичу.
Дело в том, что Василий Иванович купил билет в театр. В день получки Вася специально зашел в театр и, чтоб зря не растратиться, купил заблаговременно билет в 16-м ряду.
Человек давно мечтал провести вечер в культурном общежитии. И в силу этого целковый отдал, не моргнув глазом. Только языком чуть щелкнул, когда кассир монету загребал.
А к этому спектаклю Василий Иванович очень серьезно готовился. Помылся, побрился, галстук привязал.
Ох-ох, Василий Иванович, Василий Иванович! Чувствовало ли твое благородное сердце житейский подвох? Предвидел ли ты все мелочи жизни? Не дрогнула ли у тебя стальная рука, привязывая галстук? Ох-ох, грустные дела, скучные дела происходят на свете!
А в день спектакля Василий Иванович в очень радостно-веселом настроении пошел в театр.
Другие, думает, людишки, нет на них погибели, в пивные ходят, или в пьяном угаре морды об тумбу друг другу разбивают. А тут идешь себе в театр. С билетом. Тепло, уютно, интеллигентно. И цена за все рубль.
Пришел Василий Иванович в театр минут за двадцать. Пока, думает, то да се, пока разденусь да схожу оправиться, да галстук потуже привяжу оно в аккурат и будет.
Начал наш милый товарищ Василий Иванович раздеваться, глядит на стене объявление 20 копеек с персоны за раздеванье.
Екнуло у Василия Ивановича сердце. "Нету, думает, у меня таких денег. За билет, да, действительно сполна уплачено. А больше нету. Копеек восемь, должно быть, набежит. Если, думает, за эту сумму не пристрою одежу, то худо. Придется в пальто и галошах переть и на шапке сидеть".
Разделся наш сердечный друг Василий Иванович. Подает одежду с галошами за барьер. "Извини, - говорит, - дядя, мелких мало. Прими в руку что есть, не считая". А при вешалке, как раз наоборот, попался человек циничный. Он сразу пересчитал мелкие. "Ты, - говорит, - что ж это, собачья кровь, шесть копеек мне в руку кладешь? Я, - говорит, - за это могу тебя галошей по морде ударить. Тут сразу между ними ссора произошла. Крик. Вешальщик орет: "Да мне, может, за эти мелкие противно за твоими галошами ухаживать. Отойди от моей вешалки, не то я за себя не ручаюсь".
Василий Иванович говорит: "Ты, зараза, не ори на меня. Не подрывай авторитета в глазах буржуазии. Прими одежу, как есть, я тебе завтра занесу остатние".
Вешальщик говорит: "Ты меня буржуями не стращай. Я, - говорит, - не испугался. Отойди от моей вешалки на пушечный выстрел, арапская твоя личность.
Тут, конечно, другие вешальщики начали обсуждать эпизод. Дискуссия у них поднялась, дескать, можно ли шесть копеек в руку совать. А время, конечно, идет. Последние зрители бегут в зал. Акт начинается.
Васин вешальщик орет за своим барьером: "Пущай, - говорит, - этот паразит в другой раз со своей вешалкой приходит. Пущай, - говорит, - сам вешает и сам сторожит".
Василий Иванович чуть не заплакал от обиды. "Ах ты, - говорит, - старая морда, верзила-мученик. Да я, - говорит, - за эти выражения могу тебе всю бороду выдернуть".
Тут Василий Иванович поскорей надел пальто, положил галоши в шапку и бросился к дверям. Бросился к дверям не пущают в одеже.
"Братцы, - говорит Василий Иванович, - милые товарищи, билет же, глядите, вот у меня в руке. Оторвите от него корешок и пропустите".
Нет, не пускают.
Тут, действительно, Василий Иванович прямо заметался. Спектакль идет. Музыка раздается. Билет в руке. И пройти нельзя. Поскорее разделся Василий Иванович, завернул одежду в узел.
Ткнулся с узлом в дверь не дозволяют."Вы бы,- говорят, - еще перину с собой принесли".
А время идет. Музыка гремит. Антракт начинается.
Василий Иванович совершенно упал духом. Бросился до своего вешальщика. "Ах ты, - говорит, - распродажная твоя личность! Глядите, какую харю наел, ухаживая за нэпом".
Еще немного и произошла бы некрасивая стычка. Но, спасибо, другие вешальщики разняли.
Один старенький, наиболее добродушный вешальщик говорит Василию Ивановичу: "Прямо, говорит, очень жалко на тебя глядеть, как ты расстраиваешься. Вешай ко мне задаром. Только, говорит, завтра, Христа ради, не позабудь принести".
Василий Иванович говорит: "Чего мне теперь вешать, раз второе действие идет. Я, говорит, все равно теперь ни хрена не пойму. Я, говорит, не привык пьесы с конца глядеть".
Начал Василий Иванович продавать свой билет кому попало. С трудом продал за гривенник одному беспризорному. Плюнул в сторону своего вешальщика и вышел на улицу.
Русский
English
Deutsch
Français
Español
Italiano
Nederlands
svenska
suomi
中文（简体）
العربية">العربية
日本語
