«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было и происхождение подкачало. Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами... Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет- ы кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться м мы старались, как умели, и капризничали, и воротили носы, и взрослели, умнели, мудрели - получали степени, ордена и звания... и ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ, на заводы и на стадионы, в колхозы, в стройотряды. На далёкие стройки и в космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли - Брала за руку и вела, тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека.-
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой, Она была экономной, бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ . предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки, нечасто и немного. Зато все они были отменного качества и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались... А она вздыхала, молча. Она не могла дать больше и потому молчала, и снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала и кормила, и учила... Нам не хватало м мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались, мы были недовольны... Нам было мало и однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала и потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда. Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно, но чаще трагически... в нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле .. и - берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра. Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала и ушла. Не выстрелив, не пролив крови, не хлопнув дверью, не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда... Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё - и что такое изобилие. и что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы? Не знаю, но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо  м прости. За всё! Советская Родина».
Михаил Жванецкий